Спокойной ночи, хибари кея

Тсунаеши — мальчик перекати-поле из захолустья Делавэра. Таких крутые старшеклассники запирают в туалете, над такими издеваются учителя, с такими девчонки не ходят на танцы. Такие как Савада шмаляют по одноклассникам из отцовской винтовки. 
 
В таких смертельно опасно влюбляться. Кея кривит рот. Кея в курсе. 
 
Мальчику перекати-поле семнадцать.  
 
Хибари — охуительное гулкое ничего. Великолепное всепоглощающее пустое место. Очередной в строю «а как тебя там звали?». Преданный (кому-то или кем-то?)  пес. 
 
Хибари протягивает Тсунаеши руку. Тот со смехом вспарывает ладонь. Упаковка пластырей сегодня стоит три доллара — это со скидкой. Здорово, конечно, но еб твою мать. 
 
Мальчику перекати-поле тридцать. 
 
Мальчик перекати-поле снисходительно улыбается убийцам. Мальчику перекати-поле больше не всадить арматуру в спину. Свинцовый негнущийся хребет, прочные титановые кости, а внутри — багровая ледяная крошка. 
 
У Кеи синдром Ван Гога. Он хочет вырезать себе сердце. 
У Тсунаеши синдром Котара. У него нет сердца. 
 
На крыше пахнет озоном. 
 
Хибари прикрывает глаза, в которых расходятся сетки лопнувших капилляров. У Хибари болит в груди: там, где расходятся грязные поезда. Он зовет тихо: 
— Детка. 
 
И слышит: 
— Да пошел ты, блять, господи. 
 
Кее хочется воткнуть себе спицы поглубже в уши, чтобы наверняка оглохнуть. У них очень своеобразные отношения. 
 
Хибари чувствует, как по подбородку стекает бензин, и хмурится. Глаза у Тсуны недоуменно-злые, волчьи. Сквозь узкие зрачки Кее остро улыбается голодное зверье. Это здорово, конечно, но еб твою мать. 
 
Тсунаеши чиркает зажигалкой. 
 
Будет 
о б ж и г а ю щ е б о л ь н о, 
вообще-то. Кея кривит рот. Кея в курсе. Огня нигде нет, но 
 
Хибари вспыхивает за секунду. Черное пальто потрескивает, кожа расходится лоскутами, волосы искрами слетаются к ногам. 
 
А потом, как это всегда бывает, жизнь Хибари Кеи 
 
разваливается 
на 
куски